Евгений Соседов: «Мы теряем целые пласты архитектуры»

— Вы много лет занимаетесь вопросами охраны культурного наследия. Какие проблемы в этой сфере стоят особенно остро?

— Россия — страна с очень богатым градостроительным наследием. Но, к сожалению, у нас нет эффективных механизмов для его сохранения и поддержания. В девяностых и нулевых действовала федеральная программа по охране архитектуры исторических городов. Сегодня есть программы Минстроя, связанные с благоустройством, но общей государственной политики нет.

Список исторических поселений сокращен. В 1990 году в нем было больше 500 населенных пунктов, а в нынешнем федеральном перечне осталось 44. Регионы могут утверждать свои списки, но если у местной администрации нет доброй воли по сохранению памятников, ничего не происходит. А когда ни федерального, ни регионального статуса у населенного пункта нет, не работают предусмотренные законом правовые механизмы защиты исторической городской среды.

Да и в тех городах, что признаны историческими, перечень подлежащей сохранению застройки предельно сужен. В Подмосковье среди 20 исторических поселений регионального значения всего в двух утвержден предмет охраны: это Звенигород, где с боем добились этого в 2023 году, и Сергиев Посад, в котором под охрану не попадает даже десятая часть ценной застройки.

При этом мы наблюдаем колоссальное давление стройкомплекса. По всей стране идет масштабное развитие территорий, и под угрозой оказываются исторические районы городов как древних, так и советских, с ценной довоенной и послевоенной застройкой. В списки ветхого аварийного фонда попадают сотни исторических зданий. Они расселяются и остаются пустовать. По закону для таких домов допускается либо снос, либо реконструкция, но снести всегда проще — и мы теряем целые пласты архитектурного наследия.

— А есть ли положительные тенденции?

— Безусловно, но обычно это не федеральные проекты, а инициативы региональной власти и лично губернаторов. Например, в Калининграде фонд капитального ремонта занимается в том числе и реставрацией старых домов. Или проект «Заповедные кварталы» в Нижнем Новгороде.

Сейчас там отреставрировано несколько деревянных домов, приведены в порядок усадебные сады. Работы продолжаются, облик центра преображается.

Есть отдельные, но опять-таки частные инициативы, когда люди покупают исторические объекты и пытаются привести их в порядок. Встречаются и грамотные коммерческие проекты. Но это все не система. К сожалению, в том, что касается защиты градостроительного наследия, мы сегодня на нулевом уровне развития в сравнении даже с 1946 годом, когда были приняты первые постановления о восстановлении городов.

— Могут ли повлиять на этот процесс волонтеры-градозащитники?

— Есть волонтеры, которые помогают что-то делать своими руками, а есть волонтерство системное. Вторым занимаются структурированные организации: региональные отделения ВООПИиК и подобные им проекты, например «Настоящая Вологда», «СпасГрад» в Нижнем Новгороде, московский «Архнадзор», а в Питере — «Старый Петербург», «Стоп снос», «Двери с помоек». Они пишут заявки о постановке зданий под охрану, спасая дома от сноса, участвуют в разработке концепций и генпланов реконструкций, участвуют во встречах с городским руководством. И иногда добиваются грандиозных достижений.

Например, в Подмосковье волонтерам проекта «Звенигородский вектор» удалось отстоять целый город. В прошлом году там утвердили очень качественный предмет охраны, что стало результатом многолетней работы общественных организаций, органов охраны памятников и местных властей. В Вологде сейчас настоящий бум, колоссальная реставрация центра, чуть ли не каждый дом взят в работу. А десять лет назад был поджог за поджогом, снос за сносом. Но местные активисты проделали огромную публичную и протестную работу. Благодаря их активности появились грамотные архитектурные проекты. На реставрацию деревянного дома решился первый местный предприниматель, открыл в нем цветочный магазин, фотосалон, потом гостиницу. Ему стали подражать. И шаг за шагом удалось полностью изменить ситуацию.

Если раньше существовали только мелкие локальные волонтерские инициативы, то теперь это уже десятки объединений по всей стране. Люди сами начинают приводить старые дома в порядок, вести фестивальную, экскурсионную или музейную активность. Они возвращают в исторические объекты жизнь, и это тоже приводит к хорошему эффекту. Часто приговоренное здание становится центром общественной жизни, и власти пересматривают отношение к нему.

Но не стоит забывать: если не заниматься правовой защитой, то возрожденный объект все равно может быть снесен. Совсем недавно, например, был почти снесен очень красивый дом, отремонтированный волонтерами «Том Сойер Феста», до того то же самое произошло в Калуге.

— Кто они, те люди, которые идут заниматься градозащитными проектами по зову сердца?

— Люди, которые неравнодушны к тому, что происходит вокруг. Иногда болезненно неравнодушны, и это проблема всего общественного движения: такие очень быстро выгорают. Но волонтерское движение ширится, и это тоже позитивный тренд. Когда я пришел в ВООПИиК пятнадцать лет назад, то был там едва ли не самым молодым. Сейчас градозащитное движение молодеет на глазах, это еще одна отрадная тенденция. Мы видим, что наши ценности стали понятны и близки молодежи. А ведь именно она с ее энергией и свежими мыслями нужна, чтобы двигать наше общее дело дальше.

— Вы упоминали волонтерский проект «Звенигородский вектор». Расскажете о нем подробнее?

— «Звенигородский вектор» — это туристско-рекреационный и музейный кластер. Он связывает природные и культурно-исторические ценности в долине Верхней Москвы-реки от усадеб Архангельское и Ильинское до Звенигорода.

Разгул правового нигилизма и чудовищные проекты застройки заставили местную общественность выйти на защиту этих территорий. Так родилась концепция сохранения этого культурного и природного наследия и обеспечения его инфраструктурой. Абсурдно же не использовать такой огромный рекреационный кластер Подмосковья, о котором просто мало кто знает!

Над концепций работала большая команда подмосковного ВООПИиК, Института археологии РАН, Звенигородского музея-заповедника и дружины охраны природы биофака МГУ. Проект был поддержан правительством Московской области, АСИ и местными администрациями городских округов. Мы надеялись, что будет создан проектный офис: такой масштабный проект невозможно двигать одними только общественным силами. Но такое решение принято не было, и в итоге все рассыпалось на несколько мини-проектов.

Что-то все же удалось реализовать. В частности, появилась маркированная Митрополичья тропа, известная с XV века, она ведет от села Дмитровское через Николину гору в Аксиньино. Еще один важный результат — создание Звенигородского музея-заповедника. Правда сейчас он находится под угрозой фактического расформирования в связи с выселением из Саввино-Сторожевского монастыря и возможным переездом фондов в Новый Иерусалим.

— А чем занимается ваш проект «Консервация»?

— Кризис градозащитного движения привел к тому, что я и многие мои коллеги сами занялись спасением архитектурного наследия провинции, именно физическим спасением. Если в больших городах главная проблема — снос, то в провинции усадьбы и церкви годами стоят без крыш, разваливаются, гниют. Среди них есть выдающиеся памятники архитектуры, которые вообще не имеют охранного статуса или не имеют хозяина, так что ими никто не может распорядиться.

Были отдельные частные инициативы, которые пытались как-то это изменить, но очень разрозненные. Мы решили консолидировать их и в 2020-м учредили при ВООПИиК Центр консервации и возрождения архитектурного наследия. Занялись сбором средств, нашли попечителей. С тех пор и работаем.

В московском Доме Телешова мы начали реставрацию и создали здесь общественный центр ВООПИиК для всех волонтеров и тех, кто занимается спасением наследия провинции, теперь здесь почти каждый день проходят мероприятия, лекции и встречи.

У нас большой круг объектов внимания. Это ценные памятники, по которым мы собираем документацию, определяем их статус, а затем предлагаем разные сценарии их сохранения. Добиваемся включения их в государственную программу консервации или, если это невозможно, проводим культурную экспертизу и доносим информацию до региональных властей, чтобы памятник получил охранный статус.

Здесь, в отличие от обычных градозащитных проектов, мы сразу видим созидательный результат работы, что приносит моральное удовлетворение. «Консервация» — очень позитивный проект. Очевидно, что проблема колоссальная и решать ее еще лет сто, но тенденция положительная. Государство впервые стало выделять деньги на консервацию руин, специалисты задумались, и все больше людей присоединяется к этому движению.

Интерес к теме сохранения наследия растет, особенно в провинции. Мы получаем поддержку не только моральную, но и финансовую: люди жертвуют деньги на поддержание проекта. Это совсем небольшие бюджеты в сравнении с масштабами проблемы, но они помогают делать нашу работу.

— Какими объектами вы сейчас занимаетесь?

— Сейчас в работе у нас десять объектов, где-то мы еще только разрабатываем проекты, а где-то уже ведем работы, в основном это храмы и усадьбы. Среди них есть знаковые проекты, например, Преображенский храм села Никола-Высока в Тверской области под Весьегонском, где рухнул иконостас и гибли потрясающие росписи. Сейчас там уже есть крыша, совместно с нашими партнерами проведен большой объем работ, мы приступили к укреплению живописи, по крупицам ведется восстановление иконостаса.

Работаем в Воскресенском храме усадьбы Нероново на севере Костромской области, куда приходится добираться на тракторной телеге. Там было спасено около 60 погибающих икон, теперь ведется их реставрация в Москве, мы уже починили крышу трапезной и установили леса вокруг четверика, и, надеюсь, в этом сезоне приступим к восстановлению крыши.

В усадьбе Пущино в Подмосковье уже законсервированы главный дом и здание амбара, сейчас в работу взяли еще один флигель.

Есть большой проект по спасению уникальных росписей в храмах северо-востока Тверской области, который мы ведем совместно с преподавателями и студентами Строгановки и другими замечательными специалистами. Мы их объезжаем, изучаем, собираем фрагменты, где все уже осыпалось. Только что в мае прошла очередная такая экспедиция, в ходе которой по специальной методике собраны сотни ящиков с фрагментами росписей. Из этой работы родилась концепция создания в Бежецке центра реставрации монументальной живописи, это большое событие для всей нашей отрасли.

Понятно, что наша деятельность охватывает лишь мизерное количество объектов в общей разрухе. Но мы приобретаем колоссальный практический и организационный опыт — и стараемся им делиться. Самое трудное — сделать первый шаг, не побояться, что дальше не вытянешь. А когда уже начал, все посильно.

Вам также будет интересно:

Как памятники архитектуры обретают новую жизнь благодаря обычным людям

Анор Тукаева: «В Крохине мы работаем с трудной памятью»

Зачем восстанавливают усадьбы? Рассказывает Алексей Шкрапкин

Москва — столица реставрации

Фото: личный архив Евгения Соседова (3); ВООПИиК и проект «Консервация» (17)