«Евгений Ткачук: работа с лошадью помогает актеру перейти на новую ступень мастерства»

Театр «ВелесО» — особенное место. Приезжая сюда, будто попадаешь в сон об утраченном мире, где случаются чудеса, люди живут в согласии с природой и не боятся мечтать. Лошади, птицы, кошки и собаки, ветер, дождь и солнце здесь полноправные участники спектаклей, а декорации — поле, лес или косогор. Ты сам не замечаешь, что в какой-то момент из зрителя превращаешься в участника, поешь песни у костра или танцуешь в поле вместе со всей труппой.

Как пришла идея сделать театр с участием лошадей?

Все началось с того, что я поступил в ГИТИС к Олегу Львовичу Кудряшову. На первом курсе, после того как я сделал одну постановку, он взял меня в режиссерскую группу, до этого я был в актерской. Я, естественно, обрадовался и начал думать, что же я могу сделать, искать форму. Первое, что всегда говорит начинающим режиссерам Олег Львович, — найди свою форму, и тогда в ней будет аккумулироваться и расти твоя энергия.

Размышляя на эту тему, я поехал на каникулы. В тот момент подруга, которая увлеклась лошадьми, пригласила меня на конюшню, где я раньше никогда не бывал. Когда я проехал первые три круга верхом и упал, мне сразу, даже не спрашивая, все ли у меня в порядке, сказали срочно запрыгивать обратно на коня (улыбается). Мол, нужно сделать еще 10 кругов. И вот после этих 10 кругов я раздышался и почувствовал какое-то новое состояние, тело по-другому заработало, как будто наполнилось силой. Я сошел с коня уже в другую реальность.

Мы подружились с тренером и вместе стали думать, что это вообще может быть — номер с лошадью. Екатерина Карсунцева — прекрасный тренер и к тому же творческая натура. Мне повезло, ведь очень важно найти правильного проводника.

То, что мы стали придумывать с участием спортивных лошадей, было очень мощно, не сравнимо ни с чем. Тогда я понял, что это еще не театр, но уже спектакли. Первый спектакль, который мы сделали, был о Троянской войне. Слов не было, только визуальный ряд, какие-то сумасшедшей красоты конные номера — проездки, выездки, прыжки, — и все это в контексте истории. Так я пришел к идее театра «ВелесО».

А потом начался долгий путь поиска пространства. Мы смотрели разные места в Кирове, Подмосковье, Ростовской области… Наши первые три жеребца тогда попутешествовали знатно.

Как получилось, что вы остановились на Ленобласти?

Это место досталось нам бесплатно. Арендовать четыре гектара — это запредельные деньги, у нас их не было. На краудфандинге мы собрали 300 тысяч рублей, на них построили конюшню и хозяйственную часть. Конечно, не обошлось без помощи сподвижников и друзей, которые привозили инструменты, материалы и даже еду.

Место очень своеобразное. Мы находимся на территории базы «Спутник», между деревнями Проба и Лепсари. А в Лепсари огромный мусорный полигон, гектаров на 700, и два дома, которые его обслуживают. Это просто адская монументальная живопись: гора мусора с 30-этажный дом, которая периодически загорается и чадит; стаи птиц, летающих вокруг; мусоровозы, которые идут туда потоками со всей Ленобласти.

Среда — важная состоявляющая «ВелесО», и мы отталкиваемся от нее, сочиняя спектакли. Наш первый спектакль «Осторожно, Гулливер!» связан с этой территорией. По сюжету Гулливер возвращается в страну гуигнгнмов [страна наделенных разумом лошадей (гуигнгнмов), противостоящим порочным человекоподобным существам (йеху), описана в четвертой части романа Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера». — Прим. ред.] и видит груды мусора, которым завалены чудесные поля и озера. Земля перестала давать людям пищу. Мне кажется, эта история сработала в том числе и потому, что люди ехали на спектакль и видели машины с мусором, которые едут вместе с ними (смеется).

Там, где сейчас «ВелесО», тоже была свалка. Мы разгребали ее тракторами, что-то пришлось просто закопать. Но мусор до сих пор лезет, особенно весной, кони ведь вытаптывают землю. Один знакомый тракторист говорит, что под нашим полем закопана цистерна коньячного спирта, он все грозится как-нибудь приехать и выкопать его (смеется).

В то же время к «ВелесО» ведет Дорога жизни [единственная транспортная магистраль, связывавшая блокадный Ленинград со страной во время Великой Отечественной войны, проходила по льду Ладожского озера. — Прим. ред.], и она очень энергетически сильная. Когда едешь по ней, ощущается непростая судьба нашего народа.

Я это все говорю к тому, насколько «ВелесО» непростое, противоречивое место. Не могу сказать, что это лучшее место для театра (смеется), но удивительно то, что театр получился только тут и больше нигде.

Как формировалась труппа и вся команда? Как вы нашли своих?

В начале я звал буквально всех, я порвал глотку, зазывая людей присоединиться к «ВелесО». В ответ получал: «Да, конечно, завтра приеду», но где-то 98% так и не добрались до нас. А если человек все-таки приехал, значит, ему это нужно, и больше никаких вопросов не требуется.

Другое дело, сможет ли он остаться в театре и справляться с неимоверным количеством рутины, о которую легко расшибаются творческие порывы. Присутствие в «ВелесО» — это перманентная включенность. Процессов много, они постоянны. Я тут даже не про уход за конями, а про бесконечное обживание пространства. Ведь наша территория — это мусорка, а не благополучный оазис с красивым пейзажем (смеется). Этим нужно заниматься каждый день, как бы иной раз плохо тебе ни было и как бы ни хотелось просто побыть на природе.

Еще есть такие моменты, когда ты должен быть в гуще событий и прямо телесно ощущаешь, что не можешь сидеть где-то в лесу и творить. Некоторые уезжают из-за этого, кто-то — из-за работы и учебы. Но, вообще, чтобы быть частью «ВелесО», не обязательно присутствовать в театре физически. Некоторые ребята из нашей команды приезжают к нам раз в год на какой–нибудь праздник. Например, наш администратор живет в Болгарии и работает дистанционно. Много из тех, кто всячески помогает театру, когда-то приехали в «ВелесО», прониклись и до сих пор держат связь и всячески его развивают.

Это самое ценное, чего достиг театр: вокруг него формируется сообщество. Это очень радует, ведь были и трудные периоды, когда казалось, что вся эта идея совершенно провальная. Не получалось собрать людей, несмотря на все мои усилия, они расползались в разные стороны. Много раз все висело на волоске, и даже смысл свободного творчества на живые, личные темы терялся.

Свой проект, который держится на энтузиазме, — это всегда непростая история. Может, у вас есть совет, как преодолеть такие периоды и где взять силы, чтобы двигаться дальше?

Это надо прожить и отжить, надо признать, что все уже развалилось. Только важно не уходить в фанатизм, не перегибать палку, а достойно это принять и начать жить по новой. Ведь все еще возможно и зависит только от желания.

А как только ты начинаешь удерживать какую-то ситуацию, она начинает как бы самовзрываться, как атомная бомба, взрыв которой направлен внутрь. Нет, это не то, что нам нужно, пусть будет взрыв не внутрь, а вовне. Нужно отпускать ситуацию и определять конкретные работы, ставить себе и другим задачи, постоянно впрыскивать новые идеи. И, что важно, приглашать в эти задачи новых людей, вливать в устоявшуюся компанию свежие силы, чтобы возник новый взгляд, новое трение.

Потому что во взаимоотношениях порой наступает застой, который мешает развитию, и требуется другой ракурс. А его может дать только другой человек, отражающий тебя. Ведь мы все существуем на языке отражений. Мы встречаемся и начинаем друг другу отражать то, что нам самим нравится или не нравится в себе. В этом и происходит диалог и общение.

В какой-то момент из ощущения полного краха и конца нас буквально вытащила за волосы эта идея вливания новых сил. Мы запустили фестиваль «Все в лес», который теперь ежегодно собирает желающих творить на природе. Это был сумасшедший опыт, люди приехали из разных городов, даже из Владивостока. Ну просто чума! С новой командой мы всего за неделю сделали спектакль. Практически каждый день шел какой-то творческий вечер. Мы поняли, что ничего не умерло и умереть не может. Тогда все задвигалось, понеслось стремительно, и пошел следующий виток. Стали возвращаться многие люди, которые давно закрыли для себя «ВелесО».

Как вас изменило общение с лошадьми?

Я стал конкретнее, стал четче формулировать свои намерения и добиваться их. Взаимодействие с лошадью — очень сильный метод, он плодотворно влияет даже на актерскую деятельность. Лицедейство переходит на другую ступень, потому что задача усложняется. Ты должен быть очень понятен как в плане тела, так и в плане идеи. Кони дают такую возможность.

Что такое концепция «свободные лошади»?

Это работа без амуниции — уздечки, седла, стремен — ты не сдерживаешь коня и его желания, а переводишь их в нужное тебе направление. То есть в контакте конь-человек ты как будто доминирующий конь и должен эту позицию держать, чтобы лошадь шла за тобой. Ты должен понимать, что ответственен за то, что берешь доминирование на себя. То есть лидерство — это в первую очередь служение тому, кого ты берешь под свое покровительство.

Это один из самых сложных моментов, тут сразу происходит проверка: способен ли ты взять эту ответственность, достаточно ли у тебя внимания, чтобы держать под контролем ситуацию с одним конем, тремя, девятью.

Предполагается, что каждый актер «Велесо» должен это уметь?

Желательно. Каждый на своем уровне, конечно. Система взаимодействия с лошадьми еще не совершенна, процесс идет. У каждого есть свой опыт, как положительный, так и не очень. Бывают хорошие тренировки, а бывают слава Богу, что выжил.

Например, наша актриса Регина Ацапкина больше всех попадала под копыта, под круп — чего только не было. Не знаю, как у нее еще не отбило желания подходить к коню. Даже те люди, которые были рядом с ней в те моменты и откачивали ее, уже сбежали, а Регина все еще в процессе. (Смеется).

Это уникально. Я потрясен ее самоотверженностью и бесстрашием.

У лошадей есть конкретные роли или вы импровизируете?

Все зависит от задачи и спектакля. Где-то в определенных сценах расписаны роли, где-то мы просто даем атмосферу вечера, например пасется конь, рядом лежит кошка. А иной раз это хаотичные движения, как в спектакле «Степан Разин». Там был момент, когда коня загоняли в полуразрушенное здание, и он бродил среди зрителей. Это отдельный экспириенс.

А актер, получается, постоянно направляет коня?

Конечно, ты контролируешь его желания и переформулируешь их под то, что нужно именно сейчас.

В театре вы проводите авторский интенсив «Природа перезагрузки» — возможность глубоко отдохнуть в контакте с природой и развить творческие способности. Как природа помогает прочищать фильтры восприятия?

Все просто. Как только ты открываешь сердце, природа сразу напрямую и воздействует. Если ты закрыт, не на что воздействовать.

Я наблюдаю за людьми, которые приезжают на интенсив, и кое-кто оказывается в состоянии «Куда мы попали?». Очень многое зависит от намерений, с которыми человек едет в «ВелесО». Некоторые ведь не доезжают. Кружат вокруг, но театр их как будто не пускает. Они разворачиваются, уезжают, да еще и в трубку могут сказать что-то вроде: «Да пошли вы» (смеется). Конечно, я их понимаю — колесо пробило, камень в лобовое попал, всякое бывает. Ведь до нас надо доехать, и это такой момент сподвига.

В общем, бывают разные ситуации, но на природе момент отдохновения приходит очень быстро, если ты готов. А кони — это плюс 100 к расслаблению. Один подход к коню на контакт сразу дает гормон радости.

Расскажете о местах в России, где можно хорошо перезагрузиться на природе, почувствовать контакт с ней?

Пять озер в Омской области. Это, действительно, место силы. 15 минут посидишь у деревца — как будто 2 недели там отдыхал. Я серьезно. По легенде, нужно пройти все пять озер, чтобы омолодиться. Я пока дошел только до озера Шайтан, задержался там, но надеюсь, когда-нибудь пройду дальше.

Еще одно очень сильное место — озеро Селигер с монастырем Нилова пустынь на берегу.

Псково-Печерский монастырь — святое, чудодейственное место. Если нужна помощь свыше, то вам туда — в пещеру, к могиле Иоанна Крестьянкина.

Фото: Наташа Эллис (17); Karasev Viktor — Shutterstock/FOTODOM