История одного дома: особняк Дерожинской

«Две башни обращаются в рога, верхние окошечки спариваются и превращаются в маленькие злые и беспощадные глазки… и это чудовище, как сказочный русский зеленый дракон (змий), ползет». Так современник отзывался об одном из самых примечательных московских домов начала XX века — особняке Александры Дерожинской. Дом и сейчас производит неоднозначное впечатление — прекрасный, но зловещий. И судьба как этого особняка, так и людей, с ним связанных, мечется между благополучием и трагедией.

Шок-модерн

Особняк Дерожинской был построен в 1901–1904 годах в Штатном переулке рядом с Пречистенкой. Сейчас это Кропоткинский переулок, а слово «штатный» было всего лишь переделанным «стадным». Здесь когда-то жили в слободе коневоды-табунщики. Но к началу XX века район стал вполне престижным, здесь оседали богатые горожане, строя дома в том числе и в самом модном на тот момент стиле — модерн.

Это непростой для восприятия стиль. Однозначно гармоничным и вызывающим лишь благостные чувства его не назовешь. Красота модерна болезненна. Задним числом его популярность легко объяснить — тревожность была одним из преобладающих настроений в русском обществе начала ХХ века. За внешней мощью страны скрывалась уйма нерешенных социальных проблем, нарастали противоречия с другими империями, в воздухе пахло революцией и войной. Художественная, артистическая жизнь была настолько богатой, что наступило пресыщение. Люди искусства пошли в декадентство. Ломаными линиями шли все старые надежные устои, и это хорошо видно по биографии хозяйки особняка в Кропоткинском переулке.

Отречемся от старых обрядов

В самом центре Москвы, между храмом Христа Спасителя и Крымским мостом есть небольшой Бутиковский переулок. Казалось бы, все логично — где, как не в престижнейшем районе, обретаться роскошным магазинам? Но смело сдвигайте ударение в названии переулка на первый слог, потому что поименован он был в честь купцов Бутиковых, владевших в том числе огромной ткацкой мануфактурой. Ее корпуса и общежитие для рабочих сохранились, они расположены здесь же, поблизости — на Пречистенской набережной. А еще Бутиковский переулок выходит на переулок Коробейников, где в скромной по нынешним временам усадьбе (дом ½) в XIX веке обосновался с семейством сам миллионер Иван Петрович Бутиков.

Он был старообрядцем, а старообрядцы к концу XIX века зарекомендовали себя не только как самые успешные предприниматели, но и как люди, безупречные и в деловой этике, и в морали, и в семейных отношениях. Иван Петрович умер в 1890 году, и вполне естественно было, что его дочь, Александра Ивановна, достигнув шестнадцатилетия, в 1893-м вышла замуж за представителя другой старообрядческой династии — Павла Павловича Рябушинского. Тоже юного — было ему тогда 22 года. Вроде все правильно — династийный брак, плодитесь и приумножайте капиталы. Но эпоха приветствовала другой стиль жизни.

Через три года у пары родился сын Павел, но уже в конце 1890-х Рябушинский сошелся с разведенной матерью троих детей Елизаветой Мазуриной. Ушел от жены, сам затеял развод, который не был принят церковью. Причем, если верить одной из версий, о том, чтобы развод признали недействительным, больше всего тревожилась Александра Ивановна, к тому времени ставшая единственной наследницей капиталов своей семьи. Жениться официально на новой избраннице Павлу Рябушинскому удалось только в 1904-м.

Как бы то ни было, последствия это дело имело специфические. В самом начале XX века модный и успешный архитектор Федор Шехтель взялся за два богатых заказа — особняка Степана Рябушинского (брата Павла) на Малой Никитской и особняка Александры Ивановны в Штатском (Кропоткинском) переулке. Было ли это своеобразное соперничество, сейчас установить трудно. Может, и не было. Потому что в 1901-м Александра Ивановна вышла замуж за тридцатилетнего поручика Николаевского лейб-гвардии конного полка Владимира Дерожинского. Брак был по любви, и новый особняк замышлялся как настоящее семейное гнездышко.

Шотландская роза — эмблема печали

К этому времени Федор Шехтель был уже архитектурной суперзвездой, автором особняка Зинаиды Морозовой на Спиридоновке, особняка Харитоненко на Софийской набережной и многих других приметных зданий. На момент выполнения заказа Дерожинской он был на пике формы, и особняк получился в лучших традициях модерна. Снаружи здание выглядит как три разных по размеру куба, визуально уравновешивающих друг друга. На центральном фасаде размещено 11-метровое арочное окно, и это главное внешнее украшение дома. Лепнина, другой декор представлены скупо. За декоративность отвечает металлическая ограда вокруг особняка. Ее узор, который Шехтель очень любил, называется «роза Глазго» или «роза Макинтоша», по имени шотландского дизайнера, который и разработал этот стиль — нечто среднее между геометрическими линиями, резко переломанными в самых неожиданных местах, и извивающимися растениями. Мотив этой перекрученной розы повторяется и во внутренних интерьерах — извивах лестниц, оформлении перил, украшениях стен, каминных решетках, даже дверные ручки выглядят как полураздавленный розовый бутон. Шехтель продумал каждую деталь внутри, каждый элемент обстановки и всюду постарался вложить какой-то свой глубокий смысл, а на худой конец — отсылку к классике. Гостиная на первом этаже призвана была напоминать о простоте древнегреческих храмов, а гигантский камин у одной из стен заменял алтарь. По бокам камина стояли две огромные, в полтора человеческого роста, фигуры — мужская и женская, причем отвернувшиеся друг от друга: как будто намек на непростую семейную жизнь Александры Ивановны. Камин в другой комнате был украшен рельефом с всадниками — тоже под античность. А вот, например, оформление библиотеки — теплое, с деревянными стенами и с древесными же орнаментами.

При всей высокой символике, с технической точки зрения дом был очень современный — с телефоном, канализацией, вытяжной вентиляцией. В чем-то он даже опередил свое время — лет этак на сто. Так, в одной из комнат на потолке была лепнина в виде цветочков, в каждый из которых была ввинчена лампочка. То есть это было «точечное освещение», о котором большинство россиян узнало только в 1990-е.

Стены большой гостиной Шехтель планировал расписать фресками, но тут он с заказчицей не сошелся по деньгам. Гонорар в 10 000 рублей она выплачивать отказалась. Договорились со знаменитым «певцом увядающих русских усадеб» Виктором Борисовым-Мусатовым на пять тысяч. Он написал эскизы четырех фресок «Времена года». Везде были мусатовские неземные барышни в пелеринах, везде — хоть весной, хоть летом — было увядание. Но в целом получилась выдающаяся работа. Дерожинская платить отказалась. Так и остались стены гостиной выше деревянных панелей белые.

История эта, говорили, так повлияла на Шехтеля, что он на створках одних дверей разместил огромную паучиху. Получилось, что вроде бы ее лапки — это своеобразные дверные ручки. В то же время Шехтель как бы намекнул, что он думает о хозяйке.

Но это все легенды. Так-то Федор Шехтель даже создал эскиз меню банкета на новоселье, который состоялся в особняке 6 февраля 1903 года. Гостей потчевали супом прентаньер (овощной суп на говяжьем бульоне), царским студнем (просто холодец), седлом английского барашка, жареной дичью, салатом и мороженым.

И умерли в один день

Жизнь в особняке пошла своим чередом — не очень гладким. Александра Ивановна снова развелась и в 1910-м снова вышла замуж, на этот раз за фабриканта Ивана Ивановича Зимина («Товарищество Зуевской мануфактуры». В браке у них родился сын Сережа.

Общественное мнение хозяйку особняка, видимо, волновало мало, а уж старообрядческий домострой был позабыт накрепко. Достаточно сказать (и это не скрывалось), что в особняке изначально не планировалось делать обязательную для старообрядцев молельню.

Хорошо известна цитата из воспоминаний британского консула Брюса Локхарта о том, как каждое воскресенье мадам Зимина обедала и играла в бридж со своими тремя мужьями, бывшими и настоящим.

Но высокие, высокие отношения рухнули в одночасье. И вообще все рухнуло. Революция прошлась по людям, связанным с домом Дерожинской, особо тяжелым катком.

Федор Шехтель в 1920-е еще работал, преподавал, делал какие-то проекты. Жаловался: «Я строил всем Морозовым, Рябушинским, фон Дервизам и остался нищим». Он умер в 1926-м от рака желудка. Павел Рябушинский умер в 1924-м во Франции. Владимир Дерожинский скончался в 1923-м в Москве.

О судьбе самой Дерожинской и ее семьи можно узнать из дневников ее деверя, Сергея Ивановича Зимина. Так, в 1922 году он сообщает о смерти брата Ивана от тифа, беспокоится о судьбе его единственного наследника, Сережи, и сообщает между прочим, что Александра Ивановна разведена с мужем и вряд ли может быть опекуншей. «Ведь такой как А. Ив. редко найти по ничтожеству ее моральной жизни. Вот это и пугает», — беспокоится за судьбу племянника Зимин.

Через два года запись в дневнике сообщает: «Серг. и Алекс. на поденных работах зараб. по 2 р. в день и то рады». Исследователи полагают, что «Алекс.» — это Дерожинская-Зимина, и что это явное свидетельство ее нищенского существования. Точная дата смерти Александры Ивановны неизвестна. Но погребена она, по некоторым данным, на Преображенском кладбище, на семейном участке Зиминых, рядом с Иваном Зиминым и Владимиром Дерожинским.

Вечное возвращение

Жизнь самого особняка после 1917 тоже радужной не назовешь. Сюда заселялся отдел Наркомпроса, норвежская дипмиссия, Главполитпросвет, представительства Узбекской, Туркменской и Таджикской ССР, а с 1928 года — посольство Китая. Стало не до модерновых роз. Главную гостиную перегородили, камин со всадниками разобрали, оригинальная мебель куда-то подевалась. Но после 1959 года здание передали посольству Австралии, и все немного успокоилось. А в 2013 году особняк был капитально отреставрирован. Отечественные специалисты не только воссоздали интерьеры, но и перенесли в гостиную фрески Борисова-Мусатова (их эскизы сохранялись), столь опрометчиво отвергнутые в свое время бедовой Александрой Ивановной.

Ранее RUSSPASS Журнал рассказывал о доме купца Игумнова на Большой Якиманке и об особняке Сергея Берга в Денежном переулке.

Фото: Портал Мэра и правительства Москвы; РИА Новости; Галина Савина — Фотобанк Лори; Департамент культурного наследия города Москвы; shakko — wikipedia