История одного дома: особняк Игумнова
Привидения, скандальные вечеринки и странные эксперименты
Здание на Большой Якиманке, д. 43, известное как дом Игумнова, любят и туристы, и экскурсоводы. Немудрено — дом этот очень яркий, напористо-красивый, а еще с ним связано несколько мистических и анекдотических историй. О разбросанных по паркету золотых монетах, которыми оказалась вымощена дорога владельца особняка в теплую Абхазию, рассказывает RUSSPASS Журнал.
Наследник всех своих родных
В прошлые столетия Якиманка не пользовалась особой популярностью у домовладельцев. Места здесь низинные, затоплялись они почти каждую весну с разливом Москвы-реки — не очень удобно жить. И вряд ли купец Гавриил Игумнов, купивший здесь в 1851 году участок с деревянным домом и оформивший его на жену Веру, собирался обосноваться в Замоскворечье всерьез — он просто вкладывал капитал в недвижимость.
А деньги у семьи Игумновых водились немалые. Родоначальник династии Матвей Осипович (1752–1828) жил в Иркутске, был дважды женат, имел девятерых детей. Его сыновья сделали немалое состояние на торговле с Китаем. С историей особняка связаны двое. Гавриил Матвеевич (1805–1888) отделился от братьев, записался в петербургские купцы первой гильдии, успешно вложился в золотодобычу, а в 1857 году стал одним из учредителей Ярославской Большой мануфактуры — тоже очень доходного предприятия. Как раз на имя его жены, Веры Яковлевны, был записан дом на Якиманке. У пары был сын Матвей, но он рано умер.
Младший сын основателя династии, Василий Матвеевич, обосновался в Москве. Именно его сын, Николай Васильевич Игумнов, родившийся в 1845 году, унаследовал в 1888-м капиталы бездетного дяди Гавриила — богатство, включавшее и землю на Якиманке.
Новый русский стиль
К 1888 году Николай Васильевич давно крутился в семейном бизнесе. Жил в Ярославле, ведал делами мануфактуры. Наверняка был хорошо знаком с Николаем Поздеевым — молодым и популярным зодчим, который в 27 лет стал городским архитектором Ярославля. Его работы нравились ярославцам и тогда, и сейчас, в том числе и потому, что были выполнены в моднейшем в ту пору «русском стиле». Точно так же Поздеев выполнил проект для Николая Игумнова, который наконец-то решил застроить свои московские владения.
«Русский стиль» в архитектуре развивался весь XIX век, зодчие трактовали его по-разному. Кто-то черпал вдохновение в византийских соборах, кто-то в старых русских храмах или резных украшениях крестьянских изб. Но самые известные здания в «русском стиле» выглядят как нарядные терема на картинках из книжек русских сказок и потому легко узнаются. Это, например, храм Спаса на Крови в Санкт-Петербурге, это Исторический музей в Москве и, собственно, дом Игумнова.
Игумнов денег не жалел. Кирпич для дома везли лучший, голландский. Изразцы, которыми изобильно украшали стены, делали, впрочем, в России — на Кузнецовском фарфоровом заводе. Внутренние интерьеры тоже получились роскошными, но вот там единства стиля хозяин соблюдать не пожелал. Холл и парадная лестница тоже отсылают к древнерусской архитектуре. Подобные своды и настенные росписи можно увидеть, например, в Ростовском кремле или дворце Алексея Михайловича в Коломенском. А вот второй этаж был отделан под ампир, заставлен мебелью в стиле Людовика XIV.
Внутренности дома большинство москвичей могли увидеть только на редких черно-белых фото (они даже попали в журнал «Мир искусства»), а вот снаружи его в состоянии был рассмотреть любой прохожий.
Для «русского стиля» характерно использование национальных элементов в оформлении — крыши-шатры, колонны в виде бочонков, узорчатые арки, соединенные «гирьками», то есть опрокинутыми пирамидками, как бы подвешенными на концах дуг. Всего этого хватало в доме Игумнова, достроенном в 1895-м, пожалуй, даже с избытком. Современники дом не поняли и ругали его. Позднее неприязнь дополнилась слухами.
Скандалы, интриги, мандарины
Архитектор Николай Поздеев до завершения строительства не дожил — его сгубил туберкулез. Работу заканчивал его брат, но молва представила все таким образом, что купец Игумнов, подсчитав расходы, отказался оплачивать смету и отчаявшийся архитектор покончил с собой. Даже сейчас гостям столицы нередко рассказывают, что призрак Поздеева ходит по Якиманке и спрашивает у прохожих, по нраву ли им его творение.
Другая сплетня рассказывала о танцовщице — любовнице Игумнова, которую он поселил в особняке, а однажды, нечаянно нагрянув, застал в объятиях другого. Люди со знанием дела утверждали, что обманутый Игумнов труп замуровал в стене, а призрак теперь бродит по комнатам.
Николай Игумнов, кстати, постоянно подбрасывал насмешникам материал для пересудов. Однажды он устроил вечеринку, где гости ходили по полу, усыпанному золотыми червонцами с профилем Николая II. Незамедлительный донос о «попрании лика государя» возымел действие, и Игумнова выслали из Москвы. Что, кстати, пошло ему только на пользу.
Он уехал от суеты в Абхазию, приобрел там за бесценок заболоченные земли, осушил их и засадил мандаринами, указав тем самым магистральный путь развития абхазской экономики на сто лет вперед. После революции земли конфисковали под совхоз, но Игумнов продолжил работать в нем простым агрономом и мирно умер в 1924 году. Московский же его дом зажил самостоятельной жизнью, порою гораздо более таинственной, чем при старом хозяине.
Люди в белых халатах
Сначала после революции в доме располагался рабочий клуб фабрики «Гознака», а в 1925 году сюда въехали больничные кушетки и автоклавы — Институт переливания крови.
Его директор Александр Богданов был личностью неординарной. В другие времена он вполне мог бы заслужить среди москвичей репутацию чернокнижника Якова Брюса. Большевик со стажем, создатель всеохватывающей философской системы, автор фантастических романов, после революции он решил воплотить некоторые свои идеи на практике. Богданов считал, что кровь — это чудодейственная жидкость, и с помощью грамотно исполненных переливаний можно омолодить организм, а в перспективе — достичь жизни вечной. Над этим он и колдовал в доме Игумнова. Предполагался взаимный обмен кровью — у молодого человека забирали кровь для старого, тот же отдавал донору свою — видимо, на обновление. Увы, идеи оказались скорее фантастическими, чем научными — во время одного опыта, поставленного на самом себе, Богданов погиб. Студент, составлявший ему пару, по счастью, выжил. Есть гипотеза, что в трагедии оказалась повинна несовместимость резус-фактора, о котором тогда еще никто не знал: он будет открыт только в 1939-м.
Со смертью Богданова Институт переливания крови из здания выселили, но белые лабораторные халаты и банки с формалином никуда не делись. Здесь обосновался Институт мозга.
Главной его целью поначалу было изучение мозга Владимира Ильича Ленина на предмет выявления в нем очагов гениальности. Возглавил работы специально приглашенный из Германии профессор Оскар Фогт — главная звезда того времени в области морфологии мозга.
К тому моменту, видимо, все старые призраки дома Игумнова окончательно забились по щелям, не в силах наблюдать триумф научной мысли. А герр Фогт тщательно изучал тончайшие срезы мозга вождя, которых было свыше 30 тысяч, и да — обнаружил там многочисленные и очень большие пирамидальные нейроны (основные возбудительные нейроны млекопитающих). Из чего сделал вывод, что они работали на богатство ассоциативных связей, а стало быть, отвечали и за креативность мышления Ленина.
Но история с Фогтом кончилась трагикомически. С 1928 года он в Москву больше не приезжал, зато прихватил с собой в Германию один из срезов мозга Ленина, который и демонстрировал на лекциях. Мировое сообщество его исследования жестко раскритиковало — даже указало, что такие же огромные нейроны имеются и у слабоумных. Научность выводов Фогта и сейчас под большим сомнением.
Институт мозга продолжил свою работу. Он существует и поныне, с немного измененным названием, это очень уважаемое научное учреждение.
И жилье французского посла
В доме Игумнова институт, однако, слишком долго не засиделся, в 1938 году здание отдали в распоряжение французского посольства.
И снова ненадолго. В 1940-м Франция была оккупирована Германией и СССР расторг дипломатические отношения с коллаборационистским правительством страны. Только в конце 1944-го особняк ожил. В него въехали представители новой, свободной Франции. В Москву прибыл генерал Шарль де Голль — здесь же он вручал награды героям советско-французской эскадрильи «Нормандия-Неман».
С тех пор французы обосновались на Якиманке. В 1979 году рядом было построено новое здание канцелярии, а особняк стал официальной резиденцией посла.
Тут бы и сказочке конец, но есть в ней еще один важный эпизод. В 2010 году здание начали реставрировать. Тут-то и стало окончательно ясно, каким сокровищем обладает Москва, каких трудов стоит привести его в порядок. Реставраторы особенно намучились с фарфоровыми изразцами. Если мелкие трещины и сколы можно было «залечить» на месте, то сильно поврежденные фрагменты приходилось снимать и воссоздавать заново. А перед некоторыми технологиями столетней давности специалисты оказались бессильны. Так, для кровли здания использовался шпиатр — сплав цинка с другими металлами. Точный состав сплава, применявшегося для крыши дома Игумнова, остался неизвестен, пришлось заменять участки кровли современными материалами. Но реставрация в целом вышла очень хорошей и была отмечена наградами.
Дом Игумнова вряд ли уже кого-то возмущает. Его обожают, им восхищаются. А иногда, в Дни культурного наследия, двери его раскрываются и желающие могут осмотреть и внутренние интерьеры.
Фото: Журнал Salon-interior, фотограф Евгений Лучин; архив редакции; Никонико962, АНО «Международный нумизматический клуб», public domain — Wikimedia Commons; Департамент культурного наследия города Москвы; wikipedia.org
