«Выбор Добычиной» в Музее русского импрессионизма

До 24 сентября в Музее русского импрессионизма в лицах и картинах рассказывают историю одной из первых российских галеристок, успешного арт-дилера начала XX века. Художественное бюро Надежды Добычиной в Петербурге представляло работы самых передовых художников того времени.

Карьера Надежды Добычиной

Одним из первых проектов Надежды стала персональная выставка авангардистки Наталии Гончаровой. На следующий день после вернисажа в газете «Петербургский листок» была опубликована статья «Футуризм и кощунство». Автор требовал немедленно снять с выставки двенадцать картин на религиозную тему. Власти признали их оскорбительными и со скандалом изъяли из экспозиции, но потом, правда, вернули. Известность Наталии Гончаровой набирала обороты. Но это было уже прощание: через несколько месяцев художница вместе с мужем Михаилом Ларионовым покинула Россию, навсегда переехав в Париж.

В доме Добычиной на пересечении Марсова Поля и набережной Мойки (доме Адамини) шесть из десяти комнат было отдано выставочному пространству. В 1915 там в состоялась другая громкая выставка — «Последняя футуристическая выставка картин „0,10“», на которой все впервые увидели «Черный квадрат» Малевича. Дальше были крупные показы бубнововалетцев Ильи Машкова и Петра Кончаловского, сборные экспозиции с картинами Роберта Фалька, Ольги Розановой и Марка Шагала.

Войны и революции помешали Надежде Добычиной реализовать многие интересные проекты: от персональных выставок Николая Рериха и Льва Бакста до петербургских гастролей персидского и японского искусства. Зато в 1917, сразу после революции, удалось устроить «Выставку финского искусства», которая произвела фурор и собрала в бюро всю культурную элиту Петрограда.

Надежда владела отменной коллекцией живописи русских модернистов из объединений «Мир искусства», «Голубая роза» и «Бубновый валет». В ее бюро хранились картины Александра Бенуа, Константина Сомова, Кузьмы Петрова-Водкина, Ильи Машкова, Наталии Гончаровой и Роберта Фалька.

Художественное бюро просуществовало 10 лет, в 1919 году его все-таки закрыли. Но благодаря протекции революционера Анатолия Луначарского хозяйке удалось сохранить коллекцию от реквизиции и национализации.

Фигура Надежды Добычиной долгое время оставалась незаслуженно забытой. Выставка в Музее русского импрессионизма впервые исследует влияния ее работы на русскую культуру и арт-рынок начала XX века. Здесь представлены произведения из более чем 40 частных и государственных собраний в России и за рубежом. Как и всегда в этом музее, некоторые произведения на выставке сопровождают тактильные макеты и парфюмерные композиции, созданные как ассоциации к картинам.

Пять картин, на которые стоит обратить особое внимание

Илья Машков — один из лидеров авангардного объединения «Бубновый валет». С 1915 года он принимал участие еще и в выставках модернистов из «Мира искусства», которые проходили в бюро Надежды Добычиной (то есть фактически в ее доме).

Вместе с другом и соратником по «Бубновому валету» Петром Кончаловским в 1916 они выставлялись у Добычиной в проекте «Современная русская живопись». Каждому из них было отведен отдельный зал, картины располагались плотной развеской. Критики писали: «Первая комната — сидит Машков, вторая комната — сидит Кончаловский. Невольно приходят на ум палаты Удельнинской больницы».

Для Машкова это был крупнейший прижизненный показ: он представил 70 своих работ, в том числе картину «Кипарис у соборной стены». После 1920-х годов она хранилась во Владимирском музее под названием «Гагры». Но спустя 60 лет выяснилось, что на солнечном пейзаже Машков изобразил не абхазский курорт, а Италию. Картину он привез из своего европейского путешествия в декабре 1913 года.

На той же выставке «Современная русская живопись» Добычина пригласила выставиться Марка Шагала. 60 работ из «Витебской серии» заняли свое место по соседству с арт-революционерами из «Бубнового валета».

В тот период главной темой творчества Шагала был родной город Витебск, в котором он встретил Первую мировую войну и революцию, вернувшись из Парижа. Художник документировал все, что ему попадалось на глаза: виды города, портреты его жителей, сцены жизни еврейской общины.

Критики так отреагировали на увиденное: «В третьей комнате усажен некий Марк Шагал, специализирующийся на изображении евреев. Есть у него, например, зеленый {еврей}. Ряд нелепостей. Летающие в комнате по воздуху безрукие люди всевозможных цветов, соответствующие аксессуары».

В этот же период Шагал написал «Портрет брата Давида с мандолиной». Давид ушел воевать на Первую мировую и вернулся без ноги. Художник изобразил его сидящим на стуле у окна в синем сумеречном печальном свете. Шагал не стал скрывать увечья брата, но добавил гротеска, иронии и доброты. В итоге ощущение трагедии не уходит полностью, но смягчается.

Марк Шагал говорил об этой картине: «Я написал твой портрет, Давид. Ты смеешься во весь рот, блестят зубы. В руках — мандолина. Всё в синих тонах. Ты покоишься в Крыму, в чужом краю, который пытался перед смертью изобразить, глядя из больничного окна. Сердце мое с тобой». 

Еще до того как стать «амазонкой русского авангарда» и прославиться на весь мир, Наталия Гончарова обожала крестьянскую тему. Ее детство прошло в деревне в Тульской области, а дальше была яркая жизнь в больших городах — Москве и Париже. Тоску по сельскому антуражу художница утоляла в творчестве. Еще она коллекционировала славянские артефакты и русский лубок.

Картина «Бабы с граблями» — сцена из повседневной жизни и яркое явление примитивизма, которым Гончарова увлекалась до вступления в объединение «Бубновый валет». При всей простоте художественных образов, отношение к крестьянской теме у Гончаровой было очень серьезным. Она видела первобытную силу и цельность такой жизни, которые пыталась передать в своих картинах.

Полотно выставлялось в бюро Добычиной как раз на той самой скандальной персональной выставке Наталии Гончаровой 1914 года, когда 12 картин были сняты с показа по требованию общественности. Картины «Бабы с граблями» среди изъятых не было, досталось только религиозным сюжетам. Это был первый показ художницы в Петрограде, который вызвал ажиотаж у столичной публики: одни восхваляли Гончарову, другие негодовали.

Роберт Фальк попал в «Бубновый валет» не в момент его основания. Он присоединился позже и стал самым молодым участником авангардного объединения. В 1910-е годы он увлекался «лирическим кубизмом» и боготворил Сезанна. Критик Абрам Эфрос даже назвал Фалька «человеком сезанновской национальности». 

Как и французский постимпрессионист, Фальк проявлял глубокую чуткость к колориту. Создавая пейзаж «Старая Руза» (1913), выставлявшийся потом в бюро Добычиной, он использовал густые краски с терпким оттенком. Все элементы картины — дома, земля, небо — объединены одной фактурой и общими тенями, как будто одной бархатной материей. Это делает пейзаж очень лиричным и уютным.

Образ русского провинциального города Фальк создал кубиками домов и изгибами горбатых улиц, ритмом цветовых переходов, граненостью форм.

Главное в его пейзажах того периода — реалистичность и полновесность. Художник не позволял себе «грубости» в работе с композицией и цветом. Фальк писал: «В искусстве есть другие конкретности, кроме мира вещей (предметов): конкретность света, состояния, пространства, наконец, чувства».

Художник Абрам Маневич учился живописи в Киеве и Мюнхене, жил и выставлялся в Париже, сотрудничал с арт-дилером импрессионистов Дюраном Рюэлем и близко дружил с Альбертом Эйнштейном. Париж и Нью-Йорк восхищались его пейзажами. По стилю картины Маневича были ближе всего к постимпрессионизму: деревья и фигуры людей сплетались в прихотливые узоры, а фактурные мазки вызывали у некоторых критиков жалобы на «рябь в глазах».

В пейзаже «Париж. В парке Монсури» Маневича интересует впечатление от природы, а не верность передаче деталей. Он изобразил этот регулярный английский парк Парижа в этюдной стилистике — сохраняя творческую небрежность, ощущение незавершенности.

В январе 1916 Надежда Добычина предложила Маневичу персональную выставку в своем бюро. Художник согласился и отобрал для показа больше сотни картин. Имя неизвестного прежде в Петрограде художника привлекло внимание публики: на выставке побывали около двух тысяч человек, картины покупали музеи и коллекционеры, появились хвалебные рецензии в прессе.

«Своеобразная манера Маневича, совершенно самобытно передающего природу, служит предметом оживленных толков. На вернисаже и в первый день открытия присутствовал почти весь художественный Петроград», — писали в газете «Речь».

Фото: Музей русского импрессионизма